Смерть приходит на рассвете          

            Рыбалка удалась. Какое удовольствие поймать рыбу. Нужно знать, где она стоит, чем питается и что в данный момент она хочет. Затем ее нужно подсечь, вывести к берегу и умудриться вовремя подвести сачок. И вот она у тебя в руках. Представитель самых древних животных. Не исключено, что и мы когда-то были рыбами. Вероятно, от того у нас тяга к рыбалке. Ладно, это все лирика. Человек с древности кормился дарами воды. Она его поила и давала приварок в те времена, когда мамонты мигрировали в другие от места от нашествия ледников, а саблезубые тигры сами высматривали, где бы и какого человечка поймать себе для трапезы.

            К вечеру мы наловили достаточно рыбы, чтобы сварить уху. И мы сварили самую настоящую тройную уху. Не пробовали? А зря. Всю мелочь – пескарей, ершей, плотвичек – бросают первыми, завернув в кусочек марли. Отвар от них и вкус отменный, только они маленькие и есть их неудобно. Затем в уху добавляется картошечка с лучком. И кладется средняя рыба, как у нас, небольшой сазанчик и два подлещичка  солидненьких. Средняя рыба варится недолго. Как только глаза побелели – вынимай. И затем положили порезанную на порционные куски щуку, которую поймал Василь Васильич. Не зря он спиннингом облавливал «подозрительные» места. Хватанула хозяйка реки здорово. Повозиться пришлось, но звание лучшего рыбака по праву принадлежит ему. Вареную щуку вынимали двумя ложками, чтобы куски были целыми. Пока рыба дымилась на импровизированном подносе из свежесодранной бересты, вылили в ведро сто грамм водки и затушили в ухе горящую головню. Все. Уха готова, пожалуйте к столу. А за столом нас было двое. Невдалеке журчит река. Горит костер. Стемнело. Ночь звездная. Красота, а от чашек идет пар и такой запах, что поистине мы сварили уху, а не рыбный суп. Если напомните, то я вам как-нибудь расскажу, в чем отличие ухи от рыбного супа.

            - Василь Василич, скорее мойте руки и к столу, - весело крикнул я.

            - Идуу – донесся удвоенный рекой голос напарника.

            Сели. Налили в чашки уху. Разлили водку по стаканчикам. Случайно нашел в магазине большие граненые стопки. Измерил, где-то грамм 120 жидкости входит. Самый настоящий шкалик. Так что и мы налили по шкалику. Выпили, закусили ухой и принялись за рыбу. Вкус словами не передашь. Да и много ли в словах толку – сколько ни говори слово «сахар» во рту слаще не станет. Уху нужно есть.

            Второй шкалик пошел быстро. Как это говорят – между первой и второй перерывчик небольшой. И третий шкалик тут же – между второй и третьей пуля не успеет пролететь. Вот тут-то можно и отвалиться немного, передохнуть, усваивая длинный день, рыбалку, готовку пищи и красоты, лежащие вокруг.

            Пока образовался небольшой отдых, я вам представляю моего напарника. Головачев Василий Васильевич. Почти сосед, в одном городе живем, случайно познакомились на улице, узнали, что оба рыбалку любим, вот и выбрались на природу. Василь Василич человек уже пожилой, но чувствуется, что персона очень важная была.

            - Послушай-ка, что я тебе расскажу, - прервал затянувшуюся паузу Головачев. - Кто его знает, сколько осталось мне прожить, я ведь участник последней войны, да все время тайну с собой носить несподручно. Тяготит она меня. А ты человек надежный, мой коллега по работе, думаю, что язык за зубами держать будешь.

            - Как это коллега по работе, - искренне удивился я. Знакомство наше, конечно, случайным не было, но как же я мог так проколоться?

            - Чувствуется выучка, могу даже сказать, кто у тебя в учителях был. Я ведь тоже 101 школу закончил. Только перед войной. Перспективным был сотрудником, готовился к нелегальной работе в Германии, а тут война началась. Подготовка не закончилась, но в июле 1941 года привлекли меня к выполнению спецзадания. Давай-ка, Олег, еще выпьем, уж больно ушица хорошая получилась.

            Налили. Выпили. Закусили. Помолчали.

            - Запомни, то, что я расскажу, тоже на тебе страшной тайной висеть будет. Если кто-то узнает об этом, то можешь и жизни лишиться или начисто карьеру себе испортить.

            - Да ну, Василь Василич, таких тайн не бывает. Все тайны сейчас открыты, весь мир все наши секреты знает, только мы о них ничего не знаем.

            - Есть еще тайны, и очень их много. Помнишь, когда весь мир знал, что польских офицеров в Катыни НКВД расстреливало, наше руководство с каменным выражением лица твердило – знать ничего не знаем, все это провокация. А потом документы полякам отдали и в содеянном повинились. Хотя в этом деле не все так просто, просто хотели полякам рот заткнуть – не вся кровь на руках НКВД. А сколько копий было сломано на секретных приложениях к пакту Молотова-Риббентропа? Не было их. А они возьми и найдись. А генеральное соглашение о сотрудничестве между НКВД и ГЕСТАПО? Сколько кричали, что это провокация, а сейчас весь мир может на фотокопии каждого листа этого соглашения посмотреть, подписи Берии и Мюллера сравнить, регистрационные номера НКВД посмотреть. Не все еще тайны раскрыты. Вот и эта относится к тем, которую вряд ли кто раскроет.

            - А, может, не надо Василь Василич, если это такая страшная тайна.

            - Предлагаешь мне и дальше мучаться с ней?  Да я войну капитаном начинал и капитаном закончил, и капитаном в запас уволился. И на работу меня никуда не брали, хотя я был специалистом по международным отношениям и практически в совершенстве владел немецким языком. А все из-за этой тайны. Будешь слушать – слушай, не хочешь – промолчу.

            - Да я и не знаю, Василь Василич. Решайте сами.

            - Тогда слушай. Если у тебя нет диктофона, то с моей смертью тайна будет известна только тебе, а ты уже вправе сам распорядиться с ней. И давай сразу договоримся, что ты не будешь считать меня сумасшедшим. О том, о чем я буду рассказывать, нет никаких упоминаний в самых секретных архивах. Мне только удивительно, почему я до сих пор жив, так как все допущенные к этой тайне закончили свою жизнь раньше, чем это записано в книге их судьбы.

            Налей-ка еще по стопочке. Сейчас выпьем, закусим и продолжим рассказ. Так вот, только в костер не упади. Мне пришлось встречаться со Сталиным и с Гитлером.

            - Ну да, с Гитлером только Молотов встречался.

            - Он встречался до войны, а я во время войны, в 1941 году. В двадцатых числах июля вызвал меня начальник управления. Генерал знаменитый, недавно умер, медаль самодеятельную в честь него сделали, а тогда многие влиятельные противники СССР всерьез опасались за свои жизни и не знали, где и когда они могут встретиться с этим генералом. Говорит мне начальник управления:

            - Головачев, предстоит тебе выполнить секретнейшее задание. Даже мне не приходилось выполнять таких заданий. Ничему не удивляйся и не задавай никаких вопросов. На все отвечай только: «Есть!». Понял?

            - Понял. А ...

            - Ты что, тупой? Я же сказал – никаких вопросов.

            - Есть!

            - Что есть?

            - Никаких вопросов.

            - Ох, подведешь ты меня, Головачев, а я за тебя, как за себя, поручился.

            - Не подведу, товарищ генерал.

            - Тогда езжай. Машина стоит внизу у седьмого подъезда. Ни с кем и ни о чем не разговаривать.

            Выхожу я через седьмой подъезд. Стоит у подъезда черная «эмочка», водитель в штатском. Сел. Поехали. Выехали за город. Поехали в сторону Кунцево. Подъехали к какому-то забору с воротами. Ворота бесшумно открылись. Подъехали к флигелю рядом с большим домом. Встретил генерал НКВД. Где-то я его уже видел.

            - Оружие есть?

            - Нет.

            - Тогда пошли.

            Вышли из флигелька и пошли в сторону усадебного дома. В доме никого нет. Подвел меня генерал к двери, приоткрыл и шепнул:

            - Заходи.

            Вошел. Большая комната с большим письменным столом. Книжная стенка. Стол для совещаний человек на двадцать. Мебель массивная, делалась на заказ из дорогих сортов дерева. Уж дуб и красное дерево я от мореной сосны отличить могу. Внезапно раздался негромкий голос с выраженным кавказским акцентом:

            - Так вот как выглядит самый надежный человек СССР. А я думал, что этот человек только я.

            Боже, да это же сам Сталин. А я стою и молчу. На такой вопрос отвечать нельзя. Вождь сам с собой разговаривает, размышляет и влазить в его раздумье непозволительно.

            - Ты что молчишь, язык проглотил? Или разговаривать не умеешь? - спросил Сталин.

            - Я умею только слушать и делать.

            - Маладец, - после некоторого раздумия сказал Сталин, - тогда молчи и слушай. Это знаем только ты и я. Если хоть слово проронишь любому начальнику или под пытками, то считай, что тебя на этом свете уже нет.

            В знак согласия я кивнул головой.

            - Тебе будет выдан документ о том, что все, что ты делаешь, ты делаешь в интересах СССР и по личному приказу товарища Сталина. Все органы, организации и командиры всех степеней должны оказывать тебе всемерную помощь. Справка именная, с твоей фотографией, государственной печатью и моей подписью. Твоя задача – сдаться в плен к немцам и добиться личной встречи с Гитлером. Передайте ему, что я предлагаю ему провести личную неофициальную встречу в районе Орши с обеспечением безопасности представителями двух сторон, для чего отправить вместе с тобой полномочного представителя для решения организационных вопросов. Задача ясна?

            Я кивнул головой.

            - Ступай. От тебя очень много зависит.

            Сталин повернулся и вышел. Вышел и я. Генерал НКВД снова провел меня во флигель, где уже ждал фотограф. Магниевая вспышка. Чай с бутербродами. Через полчаса фотограф принес мою фотографию. Довольно приятная внешность. Здесь же генерал приклеил мою фотографию в отпечатанную на машинке справку и почти бегом убежал с ней в усадебный дом. Вернулся спокойно. Передал мне справку и ушел. Справка на двух языках – русском и немецком. Получается, что с этой минуты я предоставлен сам себе. У меня нет начальников, кроме товарища Сталина. А впереди ждет неизвестность, а, может, и смерть, если немцы мне не поверят. Просто шлепнут как авантюриста и «никто не узнает, где могилка моя».

            Маршал, Командующий Западным направлением без разговоров и расспросов дал мне порученца, с которым я выехал в расположение передовых частей, ведущих оборонительные бои на направлении Орши. По распоряжению порученца одна из оборонявшихся рот покинула свои позиции  отошла вглубь обороны стрелкового батальона метров на пятьсот. Артиллерия была готова сосредоточить весь огонь в случае атаки немцев на покинутые позиции. Но атаки не последовало. Немцы почувствовали какой-то подвох и ждали наши действия.

            Где-то в полдень я вышел из окопа с поднятыми руками, белым флагом и направился в сторону немецких позиций.

            Немцы были ошарашены. Так же был ошарашен порученец командующего Западным направлением, которому я сказал, что от длины его языка будет зависеть продолжительность его жизни. Немецкому офицеру я показал немецкую часть моего удостоверения и сказал, что  я должен быть немедленно доставлен к командующему группой армий «Центр». Васильковые петлицы и золотая змейка на синем поле щита на рукаве моей гимнастерки действовала на них завораживающе. При мне немецкому капитану доложили, что рота русских вновь заняла свои позиции, о чем он немедленно доложил по телефону командиру полка.

            Ходами сообщения меня доставили в штаб батальона, где меня дожидались офицеры гестапо. Один из них, показав на мою эмблему на рукаве, спросил, что это такое. Я показал на его руны на петлицах и сказал, что это эмблемы русского гестапо.

            Когда мы ехали в штаб группировки один из гестаповских офицеров спросил, что у меня в кобуре. Я ответил, что там пистолет ТТ. Как пистолет, - удивился старший из гестаповцев с петлицами оберштурмбаннфюрера (две серебряных полоски и четыре квадратных звездочки). Сидевший рядом со мной офицер открыл кобуру и достал мой пистолет. У вас есть еще оружие, - спросил старший. Нет – ответил я. Обыскивать меня не стали, учитывая то,  что я должен сообщить что-то важное командующему группой армий.

            Вместо командующего я был доставлен руководителю гестапо по группе армий, группенфюреру СС. Ему я сказал, что буду говорить только с командующим наедине. И промедление будет негативно воспринято высшим руководством рейха.

            Не знаю почему, но я держался очень спокойно, можно сказать, даже нагло, совершенно не заботясь о том, что будет со мной. Я выполнял важное поручение в интересах обоих воюющих сторон, что понимали и мои конвоиры.

            В Рейхе, как и в СССР существовали, да и сейчас существует многоканальная система поступления информации наверх – органы безопасности, партийные органы, органы исполнительной власти и просто стукачи, которые есть в каждой конторе и которые по своей инициативе по любому поводу бегут к своему начальнику, чтобы проинформировать о любом событии или происшествии.

            Я не был военнопленным в прямом понимании этого термина. Скорее я был парламентером в период ожесточенных боев на советско-германском фронте. Моя свобода в пределах отведенного мне помещения не ограничивалась. Обращение со мной было уважительное и питание, можно сказать, было по высшему разряду.

            Командующий, генерал-фельдмаршал встречался со мной в присутствии группенфюрера СС, как уполномоченного Гиммлера.

            - Я слушаю вас, - сказал генерал-фельдмаршал.

            - Я личный посланник руководителя СССР Сталина к рейхсканцлеру Гитлеру. Я уполномочен только            ему устно передать личное послание Сталина.

            - Насколько мы можем доверять вашим словам? - спросил фельдмаршал.

            - Настолько, насколько это сказано в моем удостоверении, -ответил я.

            - А если мы вас расстреляем как шпиона?

            - Расстреливайте, только потом вам нужно будет сообщить рейхсканцлеру, что же ему хотел сообщить личный посланник Сталина.

            Фельдмаршал поднял трубку и попросил соединить с Берлином, с рейхсканцелярией. Чрез три минуты соединение было произведено.

            - Майн фюрер, у меня находится офицер советского НКВД с удостоверением Сталина  и с его личным устным посланием ...

            Придерживая трубку, фельдмаршал спросил меня:

            - У телефона фюрер и он спрашивает, что я должен передать ему.

            - Попросите засекретить факт моего пребывания здесь и передайте, что послание товарища Сталина я должен передать рейхсканцлеру лично без ознакомления с ним других должностных лиц.

            Фельдмаршал передал все слово в слово, как я и просил. В разговоре образовалась пауза. Затем фельдмаршал сказал: «Яволь, майн фюрер» и положил трубку.

            - Вы полетите в Берлин на моем личном самолете.

            На этом аудиенция у командующего была закончена.

            Меня переодели в гражданскую одежду и вместе с группенфюрером мы вылетели в Берлин. Летели на небольшой высоте в сопровождении двух истребителей. Небольшая высота не опасна над территорией Западной Европы, где сопротивление выражалось в подпольном обхаивании оккупационных властей. С немцами дрались только англичане и русские.

            Берлин выглядел чистеньким городом, хотя следы английских бомбежек были видны. Как я и думал, мы приехали на Принц-Альберт-штрассе в главное управление имперской безопасности. Еще был жив Рейнгард Гейдрих. Практически он был первой фигурой в СС, а не Генрих Гиммлер, который стал рейхсфюрером после покушения на Гейдриха. Но даже и  сейчас в современной истории Гейдриху не уделяют достойного места. Это был один из тех молодых руководителей, о котором не говорят как о кадровой ошибке. Излишняя самостоятельность Гейдриха и карьерные устремления привели к назначению его наместником Чехии и Моравии и подставили под пули английских диверсантов чешского происхождения. Это так, отступление.

            Меня принял Гейдрих. Разговор пошел о том, что я должен сообщить Гитлеру. Но немцы, как и их русские, вернее, советские коллеги ужасно боятся ответственности за что-угодно, поэтому я не стал говорить Гейдриху о цели моего появления в Берлине.

            Встреча с Гитлером была назначена на послезавтра в связи с крайней занятостью рейхсканцлера. Естественно, немцам нужно было добыть обо мне дополнительные данные, чтобы узнать, с чем я приехал. Вероятно, я обладал каким-то государственным иммунитетом, потому что отношение ко мне было достаточно уважительное.

            Всех разведчиков губит вино, женщины и деньги. Мои немецкие коллеги устроили мне поход «по всем тяжким». Вино и водка лились рекой, от явств ломились столы, красивейшие женщины сидели на моих коленях и шептали, что мне дадут огромные деньги за любой мой секрет и скроют меня от мести усатого Сталина.

            Проснулся в объятиях двух голых блондинок. На мне не было ничего, даже наручных часов. Что-то смутное и приятное крутилось в голове. Думаю, что я не уронил чести советских органов государственной безопасности.

            Сопровождавший меня группенфюрер бросил на кровать пачку фотографий. Боже, что же я вытворял с моими пассиями в широкой постели. Не знаю, остались ли в гестаповских архивах эти фотографии, но я бы и сейчас не отказался на них посмотреть.

            - Господин Головачев, мы предлагаем вам сотрудничество с имперским управлением безопасности, иначе эти фотографии лягут на стол вашего руководства, - сказал группенфюрер.

            - Господин группенфюрер,  сейчас меня ничего не сможет скомпрометировать, даже та фотография, где мы с вами сидим в обнимку, а вы называете своего фюрера долбаным ефрейтором.

            - Я этого не говорил, я выполнял задание, это вы ругали нашего фюрера и должны быть направлены в концлагерь.

            - Лучше скажите, какое сегодня число и сколько сейчас времени.

            Когда мне сказали дату и время, я чуть было не упал – почти двое суток загула и в такой компании, о которой можно помечтать. Завтра утром встреча с Гитлером. Нужно привести себя в порядок и вообще выглядеть огурчиком.

            Рейхсканцелярия поражала своими размерами. Да что там говорить, сейчас любой любитель сериалов и документального кино опишет кабинет Гитлера более подробнее, чем я. Передо мной ему не нужно было корчить властелина вселенной. Ему нужно было узнать, с чем я прибыл.

            Когда я напомнил о конфиденциальности разговора, Гитлер махнул рукой рукой и охрана отошла на такое расстояние, чтобы не слышать нашего разговора, но быть в готовности защитить своего вождя.

            - Итак, что вы хотите мне сообщить (если переводить дословно, то это будет звучать как «что вы имеете мне сообщить», как будто Гитлер был не австрийцем, а одесситом), - спросил Гитлер.

            - Генеральный секретарь ВКП большевиков Иосиф Сталин предлагает провести неофициальную личную встречу на нейтральной территории в зоне боевых действий со стопроцентной гарантией безопасности с обеих сторон. Место и время встречи, мероприятия по безопасности  будут подготовлены двухсторонней рабочей группой. Мы гарантируем безопасность вашего представителя, который приедет со мной для обсуждения условий встречи. Просим данный вопрос сохранить в тайне.

            - Хорошо, мы обдумаем предложение господина Сталина и сообщим свое решение, - сказал Гитлер.

            Аудиенция была закончена.

            Ожидание было зловещим. Как будто ждал приговора суда. Скажи Гитлер, что предложение это вздор и меня бы расстреляли после пыток и выведывания известной мне информации. И никто не скажет, что был такой Головачев Василий Васильевич, который перешел с белым флагом противнику и стал предателем со всеми вытекающими последствиями для моих родственников. Хорошо, что у меня родственников почти и не было. Только двоюродные дядьки, а семьей я не успел обзавестись.

            Через два дня меня снова вызвали к Гитлеру.

            - Я принимаю предложение Сталина. С вами поедет гауптштурмфюрер Дитц. Он имеет полномочия по докладу условий встречи с помощью радиосредств. Можете идти.

            Капитан разведки Дитц был практически моим ровесником и прекрасно говорил по-русски.

            - Я думаю, что нам нет необходимости становиться друзьями, - сказал Дитц, - достаточно того, что мы вместе выполняем общее задание, а после этого вернемся в свои окопы.

            - Согласен, у меня тоже нет такого желания, - ответил я.

            Обратный путь был намного быстрее. Самолетом в ставку группы армий «Центр». На автомашине к линии фронта. Линия фронта сместилась вглубь нашей территории. По данным немецкой разведки, полк, на участке которого я переходил линию фронта, отведен в тыл, новая часть укомплектована новобранцами, которые могут и пальнуть по перебежчикам, поэтому предлагается повторить процедуру, использованную мною для перехода в расположение немецких войск: отвод роты на запасные позиции и переход линии фронта в полдень с поднятыми руками и белым флагом. Наготове удостоверение товарища Сталина.

            Так было и сделано. Я в военной форме. Дитц в штатском. По нас не стреляли. Мы спустились в окоп и тут я получил удар прикладом по голове. Очнулся я оттого, что кто-то пинал меня сапогом по печени и матерился как сапожник. Дитц валялся неподалеку от меня. Выматерившись сам, я выхватил из кармана мое удостоверение и показал ее старшему лейтенанту, командиру роты. Это был как разрыв противотанковой гранаты. Откуда-то прибежал батальонный особист с пистолетом и начал махать им у меня перед лицом.

            - Убери пистолет, ублюдок, - сказал я ему. Это его отрезвило и он успокоился.

            Санинструктор приводил Дитца в порядок. Дитц был из прибалтийских немцев и ненавидел нас почище, чем сами немцы. Мы не дали им быть хозяевами прибалтов и они вместе с прибалтами воспылали ненавистью к нам.

            Когда я показал особисту удостоверение Сталина и сказал, что если в течение десяти минут меня не соединят с командующим Западным направлением, то он будет на Колыме лизать сапоги у вертухая, особист проявил такую прыть, что с маршалом меня соединили быстрее чем за десять минут. Еще через шесть часов мы были в Москве.

            - Эй, задумался, а уха у нас подостыла и скоро превратится в желе, котрое можно будет резать ножом. Давай немного ее подогреем, а сейчас немного выпьем, закусим холодной рыбкой и подложим дров в костер, - сказал Василий Васильевич.

            Мы встали, ч тобы размяться, притащить берегового плавника и послушать как в темноте журчит, как бы разговаривая с кем-то, река.

            Меня тянуло в сон, но не выслушать этот рассказ было нельзя. Потом может не представиться возможности.

            Костер повеселел, получил новую порцию дров, затрещал свою огненную песню и очень быстро согрел уху. Ее мы налили в солдатские эмалированные кружки, наполнили стопки водкой, чокнулись, выпили, закусили холодной рыбой и стали припивать уху, или как говорят рыбаки – юшку, с хлебом. Вкуснейшее, я вам скажу, блюдо.

            - Василь Василич, а не разыгрываете вы меня своим рассказом, - спросил я.

            - Да нет, не разыгрываю, скажу только, что я свою беду передаю тебе. Может тебе и слушать того не надо, еще проклинать меня будешь, - ответил Головачев. - Ну, так слушай дальше.

            В Москве нас Дитцем доставили прямо к Сталину.

            - Какая у тебя задача, - спросил Сталин у Дитца.

            - Моя задача осмотреть подготовленное место, расположение советских и наших войск, систему обеспечения безопасности и доложить по радио о готовности, - четко ответил Дитц.

            - Неужели Гитлер доверяет капитану свою безопасность, - спросил Сталин.

            - Нет, после моего доклада приедет личный представитель рейхсканцлера, который сделает окончательный доклад.

            - Ладно, вам будет оказано полное содействие, но вам и моему сотруднику придется быть переводчиками на нашей встрече. Чем меньше людей будут посвящены в это, тем будет лучше, - сказал Сталин.

            - Я доложу своему руководству ваши требования, - ответил Дитц.

            С советской стороны подготовку встречи осуществлял один генерал с исключительными полномочиями. В его распоряжении было все. Без исключения. Нам выделили мощную радиостанцию для поддержания связи с узлом связи Сталина и с узлом связи Гитлера.

            По карте из Генштаба было определено место встречи в районе Орши. Генштаб передал в войска директиву о прекращении боевой активности в выбранном районе. Копия сообщения была передана и немецкой стороне. Доклады о прекращении немецкой боевой активности начали поступать через несколько часов после передачи Дитцем сообщения.

            На двух самолетах ПО-2 произвели облет местности, выбрали посадочную площадку для самолетов руководителей и самолетов с охраной. Генерал доложил Сталину. Рассмотрев фотоснимки, Сталин место проведения одобрил. Дитц доложил, что на легком самолете вылетает представитель рейхсканцлера. Его мнение тоже было положительным. Взяв фотографии, он вылетел в Берлин. По радио было подтверждено согласие с советскими предложениями. Встреча была назначена на средину июля.

            Механику я рассказывать не буду. Я в это не вникал. Я сделал свою часть и ждал продолжения работы в качестве переводчика.

            Для встречи был разбит палаточный городок. Встреча началась в десять часов практически сразу после прилета самолета Гитлера и самолета его охраны.

            Сели за стол. Гитлер поднял руку в знак приветствия. Согнутую в локте руку поднял Сталин. Его жест более напоминал фривольное «привет». Сели в кресла перед маленьким столиком. На столике фрукты и газированная вода. Наши с Дитцем места за спиной руководителей с левой стороны так, чтобы руководители при легком повороте головы видели нас, а наши слова лились им прямо в уши. Сразу было определено, чтобы не велось никаких записей. Дитц подтвердил, что немецкие специалисты связи предварительно проверили место встречи. Так что и рассказываю все по памяти, может, гдет что могу сказать не так.

            Сталин: Я пригласил вас для того, чтобы с глазу на глаз выяснить, почему между СССР и Германией началась война. Мы четко выполняли подписанное соглашение и не представляли никакой угрозы для Германии.

            Гитлер: По нашим сведениям, вы сосредоточили на границе огромное количество дивизий, количество танков и самолетов исчислялось десятками тысяч, ваши военачальники отрабатывали планы вторжения в генерал-губернаторство и далее в Германию. Даже ваши поэты впрок писали стихи о победе над нами. Как мы должны были все это воспринимать?

            Сталин: Все это происки руководителя вашей военной разведки Канариса, который действует в интересах англичан. Англичане боятся вашего вторжения, поэтому они и снабжали Канариса информацией о наших военных приготовлениях.

            Гитлер: Я верю Канарису. В первые же дни войны мы уничтожили сотни вших самолетов. Почти миллион ваших военнослужащих мы взяли в плен. Если бы вы готовились к обороне, то мы не смоли бы та легко продвигаться по вашей территории. Мы выбрали точное время удара и упредили ваш удар, поэтому изготовившиеся к наступлению советские войска не могут перейти к настоящей обороне.

            Сталин: Я предлагаю прекратить военные действия и договориться о совместных действиях.

            Гитлер: Как я могу это сделать, когда весь мир знает, что нашей целью является захват Москвы, Ленинграда, Сталинграда и Баку. Мы може позволить вам без боя отойти на указанный рубеж и после этого заключить перемирие. Можем даже договориться о совместных действиях.

            Сталин: Это значит, что вы отвергаете наши предложения.

            Гитлер: Получается, что так. Разбив вас, мы заставляем капитулировать перед нами и Англию, и США. И второе, н самое главное. Наш национал-социализм и ваш социализм удивительно похожи друг на друга, как отражения в зеркале. Вы стремитесь к мировому господству и мы стремимся к мировому господству. Нас не удовлетворяет половина мира и вас не удовлетворяет половина мира. Поэтому должен остаться только один властелин. И это властелин – Германия. Весь мир увидит, как солдаты непобедимой немецкой армии пройдут торжественным маршем по Москве. И мы европеизируем вашу европейскую часть территории.

            Сталин: Ну, что же. Договориться не удалось. Я обещаю, что война будет очень долгой и тяжелой. Сначала вам нанесут сокрушительный удар вот здесь, где мы сидим. Сталинград вы не возьмете, а потом колонны военнопленных немцев пройдут маршем по Москве и весь мир увидит это, а советская армия придет в Берлин и над обломками рейхстага водрузит красное знамя. Это я тебе обещаю.

            Сталин встал и вышел из палатки не прощаясь. Гитлер посидел несколько минут и молча вышел из палатки.

            Дитц сказал:

            - Свирепый у вас Сталин. Честно говоря, я его побаиваюсь. Но чуда не будет. До встречи в Москве, - и побежал вслед за своим фюрером.

            Когда я вышел из палатки, меня вызвали к Сталину. Он стоял у самолета.

            - Садись. Что там было дальше, - спросил он.

            Я слово в слово передал наш разговор с Дитцем и рассказал о поведении Гитлера.

            - Можно сказать, что в данном сражении мы одержали победу. Отдыхай, - сказал Сталин и прикрыл глаза, давая понять, что разговор окончен.

            Как я слышал, Сталин вызвал Жукова и приказал ему подготовить контрудар под Оршей, придав ему новые реактивные установки залпового огня «Катюша». Сталин слов на ветер не бросал Эт понял и Гитлер, лезший из шкуры, чтобы взять Сталинград, Москву и Ленинград.

            По прибытии в Москву у меня отобрали удостоверение, подписанное Сталиным.

            - Смотри, если хоть слово проронишь  том, что видел и что слышал, то тебя никто не сможет  спасти, даже Господь Бог, - предупредил меня генерал. - твое руководство предупреждено, чтобы даже не пытались расспрашивать тебя о чем-то. Нарушение данного указания будут расцениваться как предательство. Тебя приказано не трогать.

            С теми словами я и уехал. В управлении меня никто и ничего не спрашивал. Подготовку к разведывательной работе пришлось прекратить. Меня направили на один из фильтрпунктов для допросов военнопленных. До 1946 года я опрашивал военнопленных. Приказ не трогать меня был воспринят буквально. Если представить меня к следующему, то это значит нарушить приказ. Наказать, поощрить – это значит тронуть, открыть мое личное дело и так далее. Меня сторонились мои бывшие сослуживцы. Я зна, что на меня были доносы о том, что я сдавался в плен к немцам, но этим доносам не давал хода, а доносчики заканчивали службу в лагерях. Туда же отправлялись и оперативные работники, получившие эту информацию и давшие ей ход. Начальники оперативных работников подвергались самому строгому наказанию.

            Все вздохнули, когда я уволился в запас. Выслуги почти никакой. Пенсия мизерная. «Орденских» денег вообще нет. Устроился лесником. До 1956 года работал в лесничестве. Потом был 20-й съезд партии с осуждением культа личности, суд над Берией. Моего бывшего начальника управления осудили на пятнадцать лет за сотрудничество с Берией. Меня не тронули. После 1964 года я переехал в город и устроился учеником токаря на завод. Тогда много офицеров уволили в составе одного миллиона двести тысяч. Я до армии тоже токарем был. Специальности освоил быстро, получил разряд, зарплата стала достойная. Женился. Выросла дочь. Краем уха донеслось до меня, что начали скоропостижно умирать те, кто имел хоть какое-то отношение к встрече двух тиранов во время войны. Как донеслось? А так. По воздуху. Бывших чекистов не бывает. Вычислил я, что остался последний. Да я и не боюсь этого. Мне уже восемьдесят лет. Пора и честь знать. А тут и ты в знакомцах объявился. Случайностей не бывает. Ты делай, что тебе приказано.

            - Василь Василич, может, чайку попьем, - спросил я.

            - Отчего же не попить, давай, - сказал Головачев.

            Я налил в кружку чай о поднес его к старику. Он подпер голову рукой рукой и мерно посапывал. Конечно, всю ночь проговорили. Вот и горизонт начал розоветь. А старичок интересный. Предупреждали меня, что он может сделать что угодно, готовили его для выживания в любых условиях. А мой чай действует незаметно.

            Я подошел к нему и потрогал его за плечо. Голова Василия Васильевича упала. Дыхания не было. И чай не тронут. Правду говорят, что смерть к солдатам приходит на рассвете.

            Я выплеснул чай в реку и туда же выбросил кружку. Достал из кармана «долгоиграющий» диктофон, отсоединил микрофон от воротника рубашки и бросил аппаратуру в костер. Скажу, что старый разведчик нашел диктофон и незаметно уничтожил его, а во время рыбалки ни о чем, что могло бы иметь оперативную ценность, не говорил. Черт его знает, вероятно, и мне придется уходить из органов. Вряд ли мне поверят, что Головачев ничего не говорил. А вот то, что он должен был сказать, никто не знает. И то, что я написал, вряд ли является правдой, просто фантазия старика, которому было скучно жить в одиночестве и он придумал эту историю, чтобы быть хоть немного значительнее среди серых личностей, которые были вокруг всю его жизнь.