Книги не горят

Собственно говоря, я никогда не верил в существование машины времени. Не верю и сейчас, но история, которая произошла со мной, до сих пор оставляет смутное чувство того, что все произошедшее мне просто приснилось, а аппарат, который у меня в руке - это просто изобретение талантливейшего инженера - и не больше.

Но давайте все по порядку. Лет примерно пять назад мне начали сниться удивительные сны. Будто бы я путешествую во времени и обязательно встречаюсь с самыми прославленными людьми тех времен. И все так натурально снится, что в это просто трудно не поверить.

И что еще интересно. Сны мне всегда снились, когда я одетым спать ложился. Ну, по причине сами знаете известной - от усталости сил не было раздеться. То есть голым я никогда в тех снах не появлялся. Вы не подумайте, что я человек поведения нехорошего. Нет, я вполне интеллигентный человек, но иногда и усталость свое берет.

И сны были очень четкими, как будто я все руками трогал и все слышал. Но ни к кому не подходил, так как, знаете ли, очень было бы странно во времена Александра Сергеевича Пушкина появиться на Невском в костюме однобортном, сером, белой рубашке с воротником "апаш" и красного цвета галстуке, не затянутом по-чиновьичьи. Без сюртука и цилиндра. Нонсенс. Поэтому и приходилось держаться в тени вдали от посторонних глаз.

В реальность происходящего я начал верить только тогда, когда во сне исполнилась моя детская мечта. Мой обидчик, который неоднократно отбирал у меня десять копеек, данные мамой на кино, даже и сейчас при встрече снисходительно поглядывал на меня, хотя прошло уже лет двадцать с тех времен. И я во сне оказался в своем детстве, на дорожке, ведущей к кинотеатру. И мой обидчик с протянутой рукой: "Давай сюда деньги!" И я, зажав в кулачке эти десять копеек, бросился на своего врага, как в атаку. Я сбил его с ног, упал на него и бил кулаком по его лицу, пока он не заплакал крупными слезами и не стал говорить о том, что у них в семье денег еле хватает на питание и на кое-какую одежду, а он тоже человек и ему тоже хочется посмотреть кино. Подожди меня здесь, сказал я, и бегом побежал домой. "Мам, дай еще десять копеек, хулиганы у меня деньги отобрали". Попричитав, мама все-таки дала десять копеек. Много это или мало, но булка серого хлеба стоила четырнадцать копеек, а на булку в течение суток могла кормиться вся наша семья. Мой обидчик стоял и ждал меня. "Пошли, - сказал я, - кино скоро начнется".

Проснувшись, я не обратил внимания на то, что у меня болело под правым глазом, а к обеду там появился довольно приличный фингал. Но зато я прекрасно помню фильм. "Это безумный, безумный, безумный мир". Я впервые почувствовал, что есть в мире и другая жизнь с красивыми людьми, удивительными автомобилями и людям не надо бояться того, что придут хмурые люди в кожаных пальто и сделают тебя сиротой при живых родителях во имя построения нового и светлого будущего.

По пути на работу я встретил бывшего обидчика, который дружески меня поприветствовал и спросил, где я этот "орден" заработал. Такой же фингал был и у него, и он сказал, что совершенно не знает, когда в последний раз дрался, но у него такое ощущение, что этими ударами мы обменялись еще в детстве, а заболело только сейчас.

Он был настолько прав, что я начал сомневаться в том, что я спал. Но доказать я ничего не смог. Был бы фотоаппарат цифровой, чтобы все это сфотографировать. Сказанул, конечно. Это в начале шестидесятых-то годов в СССР цифровой фотоаппарат!

Как бы то ни было, но в дни усталости я стал класть в карман диктофон. Так, на всякий случай.

И вот снится мне, а, может, и не снится, но стою я ночью около дома, окно открыто, на столе и на стенах в канделябрах свечи, сидят люди во фраках и один человек, небольшого роста, со светлыми курчавыми волосами рассказывал:

"... Он прятался целую зиму, но весною не мог не погреться на солнышке, пробрался в Летний сад и сел на скамью. Вдруг услышал он: "Идет государыня!" - вскочил, схватился за костыли, хотел бежать и не мог. Императрица завидела его, ласково подозвала к себе и спросила с участием, кто он, где ранен и т.д. Узнав же, что он адъютант Румянцева, пригласила к обеду и раз навсегда на все придворные собрания. Осчастливленный сын немецкого пастора, получивший в публике название хромого майора, воспользовался царскою милостью, за которою последовало и благоволение всех знатных и придворных (вероятно, с поговоркою: il gagne a etre connu)*, сделался светским человеком, стал разъезжать по первым домам и играть в карты очень счастливо. Тогда играли в азартные игры не только в частных домах, но и на придворных балах и маскарадах. Это продолжалось и в первые годы царствования Екатерины II. Однажды, в придворном маскараде, Фрейгольд держал банк. Подходит женская маска, одетая очень просто и не очень опрятно, и ставит на карту серебряный рубль, Банкомет возразил сухо: "Нельзя ставить меньше червонца". Маска, не говоря ни слова, указала на изображение государыни на рубле. "К ней всякое почтение, -- сказал Фрейгольд, поцеловавши портрет, -- но на ставку этого мало". Маска вдруг вскричала: "Vabanque!" Банкомет рассердился, бросил в нее колодою карт, которую держал в руке, и, подавая другой рубль, сказал с досадою: "Лучше купи себе новые перчатки вместо этих дырявых". Маска захохотала и отошла. На другой день Фрейгольд узнал, что это была Екатерина. "Хорош ваш хромой майор! -- сказала она одному из царедворцев. -- Чуть не приколотил меня!" И майор после этого вошел в большую моду. В 1764 году он женился..."

Это все было записано на диктофон и расшифровано мною в вышеизложенном виде. Я стал искать по фамилиям, по ситуациям, где это могло произойти и, о чудо!, почти дословно нашел это в воспоминаниях Николая Ивановича Греча, опубликованных в Санкт-Петербурге в 1886 году в шикарном издании А.С. Суворина.

Вот тогда я и поверил, что могу перемещаться по времени. Диктофонная запись - лучшее этому доказательство. Есть у меня и прижизненные цифровые фото того же Н.И. Греча, А.С. Пушкина, Дантеса, Дельвига, Бенкендорфа, но я никому их не показываю, потому что в это никто не поверит.

Путем собственных умозаключений я, наконец, понял, что могу перемещаться в то время, которое мне в какой-то мере известно по книгам. А в то время, которое мне не известно, я проникнуть не могу. То, как описано наше будущее в современных фантастических романах, никак не реализовывалось в моих перемещениях. Я заглядывал в наше будущее, но не более, чем на десять лет и в районы, находящиеся в стороне от моего места жительства, чтобы не встретиться с собой даже случайно: зачем знать то, что будет со мной в будущем. Пусть будет так, как оно будет.

Но один раз я попал в далекое будущее. Насколько оно далекое, я так и не понял, но в том месте, где я жил, стоял современный мегаполис, застроенный высотными зданиями с зеркальными стеклами. Над дорогами проносились бесшумные автомобили, а в прозрачных каналах, напоминающих артерии огромного организма, передвигались люди, одетые в целом так же, как и мы. Небольшое количество людей шло по тротуарам около домов. Невидимое солнце, отражаясь от зеркальных окон, ярко освещало зону тротуаров. Я видел кафе, магазины, слышал голоса людей, негромко беседующих друг с другом, но что-то было не так. Не было того стремительного ритма жизни, который окружает нас в нашем времени. Мы все куда-то бежим, к чему-то стремимся, что-то не успеваем, что-то упускаем и над нами висит чувство постоянной неудовлетворенности. Вот этого чувства у меня и не было. Было такое же умиротворение, когда я слушал рассказ Н.И. Греча в компании обывателей и литераторов конца девятнадцатого века. Никто и никуда не спешил. Жизнь была подчинена биениям человеческого сердца. Вероятно, это и есть симбиоз человека и окружающей жизни.

Я чувствовал, что не могу бесконечно находиться здесь. Нужно что-то взять, чтобы запечатлеть это в сознании и добавить то, что можно прочитать в книгах. Книги не горят и они никуда не исчезнут.

Люди говорили на таком же языке, как и я, и мне показали ближайший книжный магазин. Я не увидел фолиантов и разноцветных обложек, заполняющих лотки уличных продавцов и полки книжных магазинов. За небольшим столиком сидела миловидная девушка с отсутствующим лицом и чему-то улыбалась. Я негромко кашлянул. "Извините, - сказала девушка, - я слушаю вас". "Какие книги у вас есть?" - спросил я. "Любые" - с улыбкой ответила девушка. Я сделал жест рукой, как бы показывая на несуществующие книжные полки. Девушка так же молча приподняла экран монитора, который вначале мне показался тоненькой книжечкой, лежавшей на столе. Показывать свое незнакомство с техникой я не стал и попросил девушку подобрать что-нибудь по ее вкусу.

Вынув из стола цилиндрик, размерами напоминающий клеящий карандаш, девушка стала вкладывать в него прозрачные диски, размером с пятидесятикопеечную монету выпуска после 2000 года. По-моему, десятка три их вместилось в цилиндр. Поглядев на меня, на мою одежду, на мой, вероятно, не от мира сего взгляд, девушка показала на экранчик в верхней части цилиндра, где было написано название книги, приложила палец к экрану и сказала: "Только, пожалуйста, не читайте на ходу".

Я взял цилиндр и вышел на улицу. Немного погодя и я приложил палец к экрану и:

"Однажды весною, в час небывало жаркого заката, в Москве, на Патриарших прудах, появились два гражданина. Первый из них, одетый в летнюю серенькую пару, был маленького роста, упитан, лыс, свою приличную шляпу пирожком нес в руке, а на хорошо выбритом лице его помещались сверхъестественных размеров очки в черной роговой оправе. Второй -- плечистый, рыжеватый, вихрастый молодой человек в заломленной на затылок клетчатой кепке -- был в ковбойке, жеваных белых брюках и в черных тапочках.

Первый был не кто иной, как Михаил Александрович Берлиоз, председатель правления одной из крупнейших московских литературных ассоциаций, сокращенно именуемой МАССОЛИТ, и редактор толстого художественного журнала, а молодой спутник его -- поэт Иван Николаевич Понырев, пишущий под псевдонимом Бездомный".

Убрав палец с экрана, я понял, что только что был в Москве в Булгаковские времена, и только что чуть не стал непосредственным участником всех описываемых событий.

Книги не горят, - подумал я, приложил большой палец к экрану и вместе с писателями бросился к пестро раскрашенной будочке с надписью: "Пиво и воды".